Персональное дело №12 (продолжение).

...Я сделал это, поставив в качестве оконечника флагманский AGA Baltic и потом в течении двух недель занимался очень не свойственным для себя делом: пытался ухудшить качество звучания системы.

В ход пошли всякие-разные, отбракованные ранее, межблочные шнуры, демпфирующие подкладки под аппаратуру и под пластинки, изменение тяжести и конфигурации клемпов, подголовников...

Если коротко, то, включив усилитель с "высоковольтным концом" на свою нагрузку, я попал совершенно в другое звуковое пространство. Это была не модификация прежнего звука. Это была совсем другая лига. Здесь всё играло по-другому.

И я понял сразу, что именно в эту лигу я стремился с самого начала моих экспериментов. Стремился, правда, сам не представляя куда.

Я попал домой, господа.

Передать это вербально трудно, но я попытаюсь. Уж как смогу.

Раньше всего исчезла сцена. Остались только звуковые образы инструментов. Эмоции, воплощенные в этих образах. Ничем не стесненные, свободные. Если труба Диззи уходила в небеса, то ее никто не удерживал. От ее звука ломило уши, но это был не звон, не скрежет с шипом в качестве послезвучия, а полноценно- наполненный сильный голос открытого горла этой трубы.

Звук вышел просто страшный по силе. В нем не было никаких сослагательных наклонений и косых взглядов. Он бил вам в лицо, как прожектор или солнечный луч. Мама, - сказал я себе.

Я не знал, как его обуздать.

Слушая много старого классического джаза из золотых 50-х, я привык, что звукорежиссеры тогда писали его классно, но не без недостатков. Фортепиано, в частности, всегда прописывалось мягковато и мелковато, скажу я вам, по звуку. Я в свою очередь списывал это на то, что звук его, в принципе, один из самых сложных в мире музыкальных инструментов...

В последнем я, думаю, был прав, но в остальном...

Фортепиано, барабаны, струны на джазовой гитаре - все это "слабые места" звукозаписи 50-х проявились вдруг в "новой" системе, засияв живыми цветами, как переводная картинка, с которой сняли бумажную подложку.

Проявились так, что чуть не разнесли мне мозг.

Я, наконец, понял, чем хороший барабанщик отличается от великого. И что великий тоже может лажать, сбиваясь с ритма. И я услышал, что струны на гитаре Джанго, таки-да, металлические, а не нейлоновые, как это мне всегда казалось, вопреки здравому смыслу.

Мне, наконец, хватило звука, чтобы полноценно наполнить голос Сары Вон. И я впервые услышал, что у Тони Беннетта вставные зубы. И вообще я услышал, что все они поют горлом, связками, и что мой кайф дается им, ой, не просто...

По звучанию оркестра, особенно, если оркестр этот был записан на ранних DGG или Phillips-ах, можно было без труда расписывать партии инструментов.

Я впервые поймал в звуковую ловушку горловой, дикий, как у мартовского кота, звук скрипки, в момент когда смычок маэстро, взлетев в гибельные выси, мгновенно срывается в нижний регистр. И это по-настоящему холодит душу и сбивает с сердечного ритма, да...

А атака!.. Когда Колтрейн стартует с каждой новой музыкальной фразой, и у вас все лопается внутри - это... доложу я вам...

Но, увы, контрастность звука был такой высокой, что долго в этом пространстве существовать было невозможно. Уши начинало ломить, как ломит глаза, когда выскакивашь из темноты на свет.

Нужно было что-то делать, но что именно я не представлял, потому что столкнулся с такой ситуацией, натурально, впервые.

И тогда я сделал, как меня учила бабушка, - самое простое. Поменял усилитель AGA Baltic L499218 на такой же высоковольтный по выходу довоенный Siemens-Klangfilm 6S Ela 2523, на сдвоенных EL12. Просто подумал, что характер звука Сименса будет, по-любому, ближе системе, привычной к моим штатным 403-м Клангам.

Это спасло ситуацию.

Если в двух словах, то звук 403-х и 6S Ela... разнился, как звук винила на 33-х оборотах и 78-ми оборотного шеллака. Совсем другая экспрессия, другая фокусировка, другой тоновый баланс, да, но это были уже сравнимые вещи. Стало понятно, в какую сторону нужно идти, чтоб перевести этот почти инфернальный звук в общеупотребимую форму.