"... Чтобы звук в помещении хорошо распространялся, оно должно быть высоким, просторным и не слишком длинным. Этим требованиям вполне отвечали оперные театры девятнадцатого века: все без исключения, они обладали прекрасной акустикой. Благодаря форме подковы вся публика располагалась в пределах слышимости музыки. Узкие балконы и неглубокие ложи служили тому, что никто из посетителей не оказывался в акустической «мертвой зоне»; звук отражался от стен и парил под расписным потолком. Какое изощренное акустическое чутье сотворило эти здания!
Будучи заинтересован скорее в практической, чем в исторической стороне вопроса, я не перестаю удивляться: почему от них столь безрассудно отказались? Возможно, объяснение этой загадки состоит в том, что наша эпоха больше озабочена видимостью, зрительными эффектами, и недооценивает звучание и вообще слышимое. В частности, ныне широко распространено убеждение, что главный источник новых впечатлений, удовольствий и развлечений – это кино. Строительство кинотеатров нанесло большой вред концертным залам: потолки сделались ниже, залы стали прямоугольными и вытянулись, значительная часть публики оказалась похороненной под нависающими балконами; слушатели превратились в пассивных, удобно развалившихся зрителей, а громкость звука выросла до оглушающего уровня. Луч может светить и сквозь тоннель, но звуку нужна высота; в этом случае даже шепот будет слышен. Концерт же в туннеле – это воистину тяжкое дело, словно с трудом плывешь против течения.
Если венецианская жемчужина – театр Ла-Фениче отсылает нас к протяжным кантиленам Моцарта и Паганини, если некоторые великие церковные сооружения – соборы в Кентербери, Мюнстере или Базеле – кажутся созданными для музыки Баха, то традиционные европейские концертные залы – амстердамский Консертгебау, разрушенный лейпцигский Гевандхауз или его бостонская копия, Симфонихолл, - соответствуют музыке мастеров девятнадцатого века. Как и оперные театры, эти красивые прямоугольные залы с изящным, пропорциональным соотношением высоты и вместительности, с узкими, скромными балконами, обладают безупречной акустикой.
Одно из достоинств – щедрое использование дерева. Скрипка родилась в те времена, когда дерево было универсальным материалом, и леса покрывали те места, где ныне взгляду открывается лишь голая поверхность земли. Потому скрипка лучше всего отзывается в деревянном резонансном пространстве, в чем я многократно убеждался во время войны, играя в стандартных деревянных бараках американской армии. Современным доказательством служит концертный зал Сиднейского оперного театра, обшитый изнутри белой австралийской березой. Немногие традиционные залы отделаны деревом по всей поверхности, но при благородных пропорциях помещения деревянный пол и сцена обеспечивают теплое и живое звучание… В отсутствие дерева мне нравится играть среди камня, стали или стекла – что я обнаружил во время моей первой поездки в Мехико в 1941 году: задняя стена зала «Беллас-артес» представляет тяжелый витраж Тиффани, от которого звук отражается с блеском и ясностью, соответствующей ярким краскам стекла…"(с. 474-476).
