Волконский. Князь. Андрей.

Нарезка по теме-2.

- В Хорошо Темперированном Клавире я в прелюдиях повторы не делаю. Слишком длинно. Но в си-минорной в Первом томе я не повторяю, а видоизменяю, играю совершенно по-другому – с украшениями, вписываю ноты. Так было положено, для этого и делался повтор: первый раз играли то, что написал композитор, а второй раз, при повторе, исполнитель  показывал своё искусство.

На пианофорте, думаю, ХТК не стоит записывать. То пианофорте, которое Бах видел в Германии, ему очень не понравилось – звучало сухо. А других он не знал. Более или менее звучащие инструменты попались его сыновьям.

Происходила эволюция инструмента, решали, чем покрыть молоточек: сначала было просто дерево, затем покрыли его кожей, и только потом появился фетр.

- Не люблю я выражение «на вкус и цвет товарища нет». Вообще, слово «вкус» очень подозрительно. Я считаю, что вкус – это вырождение красоты. Хороший вкус появился, когда стало исчезать понятие красоты. Про великие произведения нельзя сказать, что они написаны со вкусом. Я не могу сказать, что «Божественная комедия» Данте или «Фауст» Гёте написаны со вкусом. Со вкусом – это когда появляются бантики, парички, парфюмерия. Равель – это написано со вкусом. Напомаженность.

- Я шёл всё глубже и дальше в века. У меня всё останавливается на XYI веке. А уже Монтеверди мне трудно воспринимать. <…> Ранняя музыка объективна, в ней нет эмоций. Нет никакого субъекта. Она объективна так, как объективен храм. Меня привлекают пропорции,  игра с интервалами. Мне очень трудно слушать музыку XIX века, где одни чувства. Мне это совершенно не интересно.

- Я рационалист. Стилевые особенности меня совсем не интересуют. Для меня история искусств – это история форм. Если отказаться от идеи прогресса, то история искусств – это своего рода тема с вариациями. Всё, что мы называем историей музыки, по сути дела, есть вариации на одну тему.

- Для меня стиль – это всего лишь одежда. Была эпоха, когда носили парики, потом перестали – вот это и есть стиль. Людовик XIY первым надел парик, потому что начал лысеть. Поскольку это был период абсолютной монархии, все стали ему подражать и надевать парики. Потом менялись их формы. Бах тоже носил парик, хотя, конечно, никакого отношения к абсолютной монархии не имел. И у Моцарта был парик, но другой, с косичками и бантиком.

А Бетховен – революционер, у него нет парика! Он лохматый. Но в музыке он совсем не растрепанный…

- Стили меняются, а то, на что они надеваются, - это постоянное: идеи, форма, принцип самой музыки. Экономия вариаций. Так что тело – это форма. Форма меня интересует,  а техника – это подсобное хозяйство. Она нужна, чтобы огород был и капуста росла…

Если говорить о технике, есть исполнительская техника. Это чисто материальное понятие – как пальчики двигаются, или как смычком работать. Композиторская техника – это борьба с материей. Материя с опротивляется. Микеланджело говорил, что только под конец жизни начал понимать, что такое скульптура.

- Как я воспринимаю музыку, рационально или чувственно? И так, и так. Я могу читать музыку для анализа. Бывали случаи, когда ко мне попадала партитура, а записи не было. Конечно, я могу читать на рояле…

Но восприятие музыки всё же должно быть чувственное (сенсуальное) и не чисто рассудочное. Я хотел бы несколько слов сказать о восприятии. Это относится к европейской публике, которая ходит на концерты. Есть разные ступени восприятия музыки. Самая примитивная – физиологическая, когда постукивают в ритм ножкой. Это можно делать не только под попсу или рок, но и под любое сочинение с равномерным ритмом – например, под то, что называется барочной музыкой, такой, как какой-нибудь концерт Вивальди…

Потом идет ассоциативное восприятие – это то, что происходило у Рихтера, который мне однажды признался, что не может играть, если у него нет картинки перед глазами. Если он играет Шумана – это должен быть лес с карликами и гномами. Ему нужны были литературные образы, предпочтительно сказочного типа…

- …А может, Бетховен писал её для Господа? В те счастливые времена, которыми я занимаюсь, существовала музыка под названием «musica reservata». Она не исполнялась, потому что писалась для Господа – а Он и так услышит, можно не исполнять. Поэтому такие сочинения могли быть страшно длинными и сложными, ведь Господь всё равно поймет. Теперь её играют, а тогда не играли. Например, Орландо ди Лассо писал такую музыку…

(Продолжение следует...)