Персональное дело №2.

Первое, что посоветовал мне Рустем, осмотрев мое хозяйство, - тупо собрать все акустические излучатели без разбора и развесить их поровну по каналам, соединив последовательно, друг с другом. Уж не знаю, верил ли он сам, когда говорил, что я это сделаю. Но я сделал. Результат поразил меня.

Понятно, что звук, полученный мною, для доски почета был сыроват. Но я услышал звук, принципиально отличающийся от того, который был у меня до этого фокуса. Поразил меня сам факт возможности столь кардинального изменения звучания. И тут я попал.

Засучив рукава, я полез в саму утробу звука, как в драку. Начал с банального: выстроил какое-то количество «онкенов», заточенных под 604-е Алтеки. Делал их из разного материала. Там были кабинеты из стандартной 25-ти миллиметровой березовой фанеры, из такой же по толщине фанеры, экзотических сортов. Например, фанера из тикового дерева (по весу – почти пенопласт) удивительно передавала реверберацию фортепиано. Фанера из венге так звенела в трубе Майлса начала 60-х, что звуком этим можно было открывать консервы. Елка давала мягкость звуку, клен – очень высокую точность и твердость. Конечно, были отработаны и всякие перекрестные варианты. Всего «онкенов» было пар семь-восемь. Добрую половину я продал. Из остальных получились отличные тумбочки.

В конце концов, я добился от них того, что они вполне сносно передавали настроение в музыке, но оттенков настроения я так и не смог там услышать. Ноты залипали, не взирая на то, что я выбросил из колонок все звукоизоляторы и вывесил особым образом переднюю и заднюю деки. Дальше половинки нотной доли у меня ничего не шло.  Хуш плачь!

Тогда я взялся за динамики. Не вспомнить, какое количество стендов для проверки вариантов крепежа пришлось изобрести и сколотить, пока не стало ясно очевидное. Оставив по два фиксирующих винта, вместо остальных, я подставил кленовые треугольные клинья. Таким образом, оторвав обод динамика от колоночной деки. То же проделал и с самой декой, оторвав ее от кабинетной стенки.

И только тогда, как говорил наш великий поэт, я «… услышал полную печали «высокую, высокую луну»...